Монстры - Страница 137

137

Кто бы это ни был — или что бы это ни было, — находился метрах в десяти от меня. Я опустился на землю и в панике отполз метра на два к следующему повороту, стараясь двигаться как можно тише. Я замер в нескольких шагах от бокового хода; теперь у меня, по крайней мере, была возможность отступить. Некоторое время ничего не происходило, и я уже начал подумывать, что мое воображение слишком разыгралось.

Но вот скребущий звук послышался снова, теперь уже городе ближе. Остановка, еще несколько шагов, остановка, еще шаг. Недолго поколебавшись, существо остановилось у входа в мое убежище, где я скорчился на земле, выхватив из кармана фонарик.

Он мог послужить двояко: осветить того или то, что стояло у входа, и одновременно оказаться весьма эффективным оружием. Прошло несколько мгновений, и я решился. Не теряя больше времени, я хотя и несколько надтреснутым голосом, но громко заорал, вызвав в этом тесном пространстве оглуши тельное эхо, выскочил на главную дорогу и нажал на кнопку фонаря.

На камни упала огромная тень, в ответ на мой крик раздался не менее оглушительный визг, и я в панике, наткнувшись на мягкую, податливую фигуру, повалился вместе с ней на землю. Поистине спасением для нас обоих оказался фонарик, ровно и ярко осветив наши лица. Не могу сказать, кто из нас напугался больше. Это была женская особь репродуктивного возраста из деревни. Как потом выяснилось, она заметила, что я направился сюда, и решила полюбопытствовать, в чем дело, приняв меня за жителя деревни.

Мы с облегчением рассмеялись, и она предложила вывести меня на дорогу, радуясь возможности выбраться из этого мрачного ущелья в надежной компании. Первый раз в жизни она видела человека из внешнего мира и, обуреваемая любопытством, без устали расспрашивала меня. Центральный Комитет и научные работники представлялись ей единственной надеждой человечества на выживание и источником рабочих мест, и она взяла с меня слово, что я обязательно приду еще раз в деревню, но уже днем, и посмотрю, чем им можно помочь.

Я охотно согласился и записал ее номер. Посещение деревни и дополнительные исследования внесут некоторое разнообразие в рутину жизни на острове, к тому же мне хотелось поближе познакомиться с этими людьми, почти без всякой поддержки ведущими упорную и тяжкую борьбу за выживание. Эта девочка — ей было не больше девятнадцати — была довольно привлекательна, но уже с волосами, тронутыми сединой, и явными признаками крайнего истощения. Несколько раз по дороге она споткнулась, но упорно отвергала мою помощь. Когда мы выбрались на открытое место, она еле держалась на ногах, и я еще немного поболтал с ней, прежде чем отправиться домой, и даже предложил проводить ее до деревни, но она и слышать об этом не захотела.

В ее темных глазах отражался печальный жизненный опыт; она настороженно озиралась, и я приписал это не только жутковатой атмосфере этого места, но и суровой жизни, которую ей приходилось вести. Я попрощался с ней и направился домой по каменистой прибрежной троне, но она снова окликнула меня. Слабый голосок, сам не знаю почему, встревожил меня, и я вернулся к ней; она крепко зажмурилась, и даже тени под глазами свидетельствовали о невыносимой боли.

Она подвела меня поближе к морю, где зловещее свечение выхватывало из мрака темный песок и обесцвеченные солью валуны прибрежной полосы. Пока мы выбирались из ущелья, я успел кое-что рассказать ей о своей специальности, но вначале не понял, чего она от меня хочет. В конце концов она сумела, хотя и с трудом, объяснить мне, в чем дело.

Не успел я остановить ее, как она расстегнула свой комбинезон до пояса. За свои тридцать пять лет я много чего повидал и привык к самым невообразимым зрелищам, которые, впрочем, стали чем-то совершенно обычным в наше время. Но тут и я не смог удержаться от восклицания.

В нормальных условиях фигура девушки вызвала бы восхищение. Но ее живот и грудь были покрыты какой-то невообразимой коростой из зеленою лишайника; в некоторых местах из-под лишайника слабо светилась кожа, исполосованная шрамами и порезами. Короста казалась живой — впрочем, это мог быть обман зрения, обусловленный темнотой и специфическим освещением; вся эта зеленая масса шевелилась, корчилась, вроде даже увеличивалась в размерах, то выпячиваясь, то опадая, — или это было просто движение грудной клетки в такт дыханию?

Я в ужасе уставился на это зрелище. В тот момент я ничем не мог помочь бедной девочке, но, пока она застегивалась, пообещал сделать все, что в моих силах. В следующий раз я принесу лекарства, инструменты, все необходимое… Может, помогут инъекции. По-моему, это отчасти ее успокоило, и она на мгновение стиснула мое плечо, словно я уже был ее благодетелем и исцелителем.

Она не сумела или не захотела объяснить, каким образом заразилась этой гадостью, но из ее рассказа я понял, что это не единственный в деревне случай. Я не хотел долее задерживаться: обстоятельства встречи с этой девушкой, мрачная атмосфера острова да еще этот шок подействовали на меня самым угнетающим образом, и мне хотелось поскорее уйти. По дороге назад меня то и дело подмывало пуститься бегом. Во всем этом было нечто такое, что не поддавалось никаким доводам рассудка и вызывало во мне самые дурные предчувствия. Когда я осматривал девушку, пытаясь поставить диагноз тому, что явно выходило за пределы моего опыта, я уловил странный аромат, исходящий от ее тела.

Разумеется, мне не в новинку любые запахи, издаваемые человеческим телом при различных заболеваниях и расстройствах, но слово "аромат" я употребляю в прямом смысле. Я не мог определить, исходил ли он от ее тела или от этой штуки на ее теле. Я даже остановился на этом пустынном берегу, и и моей памяти один за другим: проносились отрывочные образы: полузабытое лицо девушки, с которой я когда-то был знаком; мелодия, которую я когда-то слышал, — какое-то драгоценное впечатление из прошлой жизни, старинные инструменты, ансамбль: что это было? Скрипки — вот что, скрипки; и этот аромат каким-то образом был связан с ними, а также с невыразимым отчаянием и горем.

137