Монстры - Страница 56

К оглавлению

56

Джемма Файлс
"Бедная растерянная девочка"

...

Джемма Файлс преподает драматургию и историю канадского кинематографа в Киношколе Торонто, более десяти лет пишет кинорецензии. Была автором сценария двух серий эротического хоррор-сериала "Голод" ("The Hunger"), который продержался на ТВ не очень долго, участвовала в создании сценария к фильму "Ночью" ("By the Night"). В издательстве "Primebooks" вышли два сборника рассказов Файле: "Целуя падаль" ("Kissing Carrion") и "Червь в каждом сердце" ("The Worm in Every Heart"), в котором опубликован рассказ "Старые кости императора" ("The Emperor's Old Bones"), в 1999 году удостоенный премии Международной гильдии критиков жанра хоррор (International Horror Guild Award). В 2006 году рассказ "Призрачное доказательство" ("Spectral Evidence") выиграл конкурс "Chiaroscuro". В новый сборник Ричарда Чизмара "Триллеры 2" ("Thrillers 2") вошла повесть Файле "Тень от пера" ("Реп Umbra"). Недавно издательство "Kelp Queen Press" выпустило второй сборник стихов автора "Радиопомехи" ("Dust Radio"). В настоящее время писательница работает над романом и третьим сборником рассказов. Она живет в Торонто с мужем и сыном.

"Я написала этот рассказ для журнала, но, увы, в результате его так и не опубликовали, — вспоминает Файле, и это было особенно обидно, потому что в том же номере должно было появиться длиннющее лестное интервью с вашей покорной слугой, выдержанное в духе: "Уважаемая Джемма, как это вы уродились такой кошмарной?″ В результате я запихнула рассказ в свой второй сборник "Червь в каждом сердце″ ("The Worm in Every Heart"). С тех пор это произведение стало моим коронным номером для публичного исполнения, поскольку оно построено как развернутый сценический монолог. Хотя мои родители оба были актерами, мне редко доводилось изображать кого-то, кроме собственных персонажей… и Grand-mere Тессдалью — настоящая потеха, бредовая смесь французского и английского, как это часто бывает в Канаде. Я нередко чувствую себя unе vraie Canadienne, и это всегда приятно, даже если не очень соответствует истине (на самом деле я родилась в том Лондоне, который в Англии, а не в Онтарио).

Что касается источников вдохновения, то их было несколько: сказки братьев Гримм, "Диковинная птица" и "Лис″; незабываемая игра Венсана Касселя в фильме Кристофа Ганса "Братство волка", а также множество квебекских историй о волках-оборотнях, которые я слышала или видела в детстве — на память приходит продукция Канадского национального продюсерского центра (National Film Board of Canada).

Если вы хотите узнать больше о культе Ликаона, возьмите замечательную книгу Адама Дугласа "Зверь внутри: человек, мифы и оборотни" ("The Beast Within: Man, Myths and Were-wolves"). Добавьте феминистического деконструктивизма и истории о серийных убийцах (бедная девочка напоминает мне кровавых маньяков), щепотку рассказа Танит Ли "Красны как кровь" ("Red As Blood"), перемешайте, но ни в коем случае не пейте ночью и боже сохрани — в полнолуние".

Ах ты, маленькая дрянь, как ты могла съесть плоть

и выпить кровь своей собственной бабушки?

Красная Шапочка.
Традиционная неадаптированная версия

Это старая история. Как большинство историй. Всякий, кто утверждает иное, лжет или же просто не знает, что говорит.

Итак, итак…

Когда-то давным-давно, мои дорогие, в этих лесах водилось множество волков — да, даже здесь, в чащобах Верхней Канады, где свет, который едва сочится сквозь плотные кроны елей, сосен и кленов, приобретает коричневый цвет и жалит так, будто его процедили через миллионы комариных крылышек. Здесь небо заслоняют деревья, оно заткано паутиной, здесь безжалостные черные мухи так и роятся под сенью ветвей, здесь из-под ног путника на каждом шагу летит опавшая хвоя или вздымается вихрь серо-бурого, точно пепел, снега. Здесь дорогу преграждают заросли терновника и корявые ветки диких яблонь, и, как бы тихо ты ни ступал, все равно спугнешь целую стаю маленьких жаб, похожих на комочки грязи, с крошечными глазками, сверкающими, как самоцветы…

Здесь, в угрюмых и безлюдных чащах, где высоко в кроне деревьев скачут с ветки на ветку какие-то существа, но так проворно и скрытно, что их и не разглядишь. Здесь, под толстым ковром гниющей палой листвы, прели и плесени, таится настоящий ковер из праха, настоящий пир — пожелтевшие кости, перемешанные с землей.

И потому, если, идя по лесной тропе, услышишь шаги у себя за спиной, лучше всего замереть, спрятаться и переждать — как можно тише! — пока тот или те не пройдут своей дорогой, не пройдут мимо. А если увидишь что-то там, в вышине, в кронах деревьев, — что-то похожее на глаза, которые сверкают из сумерек и всматриваются вниз, то лучше всего сделать вид, будто не замечаешь их, будто искренне принимаешь за пузырьки болотного газа, хотя, по чести сказать, поблизости нет ни одного болота, если не считать болотом тонкий пруд, погребенный под поваленными кленами, — эту замерзшую грязь ты уже миновал сегодня по дороге к "Бедной растерянной девочке".

В этих лесах даже в наши дни много неведомого, такого, у чего до сих пор нет имен: деревья, чьи вершины упираются в небо, как шпили церквей, — стволы их как нельзя лучше подходят для того, чтобы выдолбить колдовское каноэ; пещеры, в которых покоятся мумифицированные останки дикарей, затравленных или умерших от непонятных болезней, — тех, кто предпочел смерть участи животного, запертого в загоне. До сих пор в сумерках над лесом разносятся голоса их разгневанных духов, сулящие страшную участь любому белому, который осмелится отбросить тень на порог их усыпальниц. Вздымающееся озеро, обрушенный собор, женщина, облаченная в платье из бересты, она идет, она шуршит по опавшей листве, рука ее прижата к груди — белая костяная рука, одно прикосновение этих мертвых пальцев ко лбу несет живому безумие, а если рука коснется спины — то и смерть…

56