Монстры - Страница 102

102

Признаться, суеверность и религиозный фанатизм Суонджа меня немного удивили.

— Пожалуй, я соглашусь с вами в том, что Господу вряд ли по нраву столь неэстетично обставленные процедуры воскрешения из мертвых. А что лично вы думаете о происшедшем?

— Это все из-за Чейзена. Он настоящий дьявол. Мы собирались убраться из этого дома в скором будущем. Я и Дорис. Просто нам нужны были деньги, и поэтому мы решили еще немного здесь поработать. В деревне все думают, что я ухлестываю за престарелой хозяйкой отеля из ближайшего городка, ну и пусть себе думают. На самом деле мы с той женщиной давние друзья. Мне кажется, в конце концов она согласится продать мне свой отель, чтобы я и Дорри наконец смогли ни от кого не зависеть.

Так, значит (подумать только!), Суондж и правда был "парнем" Дорис.

Между тем Суондж продолжал:

— Это точно из-за него. Из-за профессора. А все его проклятая наука, и так называемые опыты и эксперименты, и эти африканские штуковины, чтоб они провалились вместе с идиотом Чейзеном, дьявол его забери…

— Неужели вы и впрямь думаете, что профессор имеет отношение к случившемуся в деревне?

— Я не думаю, я это знаю. Знаю наверняка. И считаю, что сейчас нам самое время последовать примеру всех этих животных (уж они-то точно знают, что делают): надо сбежать отсюда подальше. Бьюсь об заклад, Чейзен и сам где-нибудь неподалеку — наблюдает за происходящим и веселится от души. Наверняка мы с вами участвуем в его очередном эксперименте. Это так похоже на него: сказать всем, что уезжает, отвезти багаж на станцию, а самому остаться. Я уверен, что весь этот кошмар — его мерзких рук дело.

Суондж злобно рассмеялся, но тут же подавил смех. И правильно сделал, потому что Дорис, глядя на его истерику, готова была разрыдаться.

Между тем за окнами сгущались синие сумерки. Птиц по-прежнему не было слышно. Выглянув из окна, я посмотрела на притихший сад, на загон со сломанной оградой, в котором совсем недавно жили кошки. Летняя ночь вступала в свои права.

Не оборачиваясь, чтобы не смущать обнявшихся Суонджа и Дорис, я спросила:

— Скажите, из-за чего на самом деле уволился Блетт?

— Этот пьянчуга? Да кто его знает, он ведь был не в себе. Не зря же Чейзен взял его в помощники.

— А как Блетт помогал профессору?

— Это дело темное, мисс Констэбл.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, слушайте. Каждое из животных и насекомых в зверинце профессора предназначено для выполнения своей функции в том или ином языческом ритуале воскрешения умерших. Чейзен и Блетт обычно проводили эти обряды в парке и иногда приносили в жертву кого-нибудь из животных: то крысу, то ящерицу, то медведя, то кошку. Видно, ждали, когда африканская магия наконец начнет действовать. Иногда по ночам в парке раздавались весьма и весьма странные звуки…

— Ритуальные жертвоприношения и языческие обряды в английском парке? Кто бы мог подумать!

Суондж опять принялся проклинать профессора и Блетта. Дорис таки расплакалась. Тактично выдержав паузу, я сочла возможным повернуться к ним и задала самый насущный вопрос того вечера:

— И что же нам теперь делать, мистер Суондж?

Он смерил меня взглядом, но в конце концов, по-видимому, решил, что я всего лишь хрупкая стареющая дама, представительница слабого пола и все такое, особа городская, образованная и потому заслуживающая некоторого уважения, к тому же в тот момент я нуждалась в его защите. К чести мистера Суонджа следует отметить, что он мне в ней не отказал.

— Ничего не бойтесь, мисс Констэбл. В доме мы в безопасности. Надо только как следует запереть все двери и окна.

Я начала свой рассказ с воспоминания об одном дне из моего детства, когда увидела, как из глади моря вдруг вырос огромный неподвижный холм.

Само собой разумеется, что в тот момент, будучи абсолютно уверенной в собственной нормальности и остроте своего зрения (пятнадцатилетним это, знаете ли, свойственно) и столкнувшись с этим необъяснимым явлением, я довольно сильно испугалась. Этот холм заставил меня впервые усомниться в постигаемости и рациональном устройстве природы. Мироздание покачнулось и дало трещину.

В тот момент я была совсем одна. Как я уже говорила, мой отец был человек весьма заурядный (к тому же злоупотреблял алкоголем, а тот, в свою очередь, злоупотреблял его здоровьем), а моя мать была просто дурочка. И так, я была одна, и люди, отдыхавшие у моря и бродившие по берегу, явно не хотели замечать вокруг себя ничего сверхъестественного.

Тогда я расплакалась, то есть у меня началось бесконтрольное глазное слезотечение, которое вряд ли можно было назвать плачем в полном смысле этого слова. Возможно, это был просто сигнал тревоги, мольба о помощи, адресованная окружающим. Мой плач, надо сказать, имел определенный эффект. Проходившие мимо мужчина и женщина остановились. Когда я сейчас вспоминаю тот день, я понимаю, что на самом деле они были приблизительно того же возраста, что и я сейчас: совсем не старые (хотя мужчина был уже почти седой), но очень добрые. И мудрые.

Они не спросили меня менторским тоном: "В чем дело, девочка?" Не стали сюсюкать (что было бы еще хуже): "Бедная малышка, кто тебя обидел? Ну-ка расскажи дяде и тете". Нет, все было совсем не так. Мужчина приподнял шляпу, слегка поклонился и вежливо спросил:

— Можем ли мы быть вам полезны, юная леди?

А когда я посмотрела на них снизу вверх сквозь слезы, женщина подбодрила меня:

— Вы вполне можете довериться моему мужу, мисс.

О чудо! За один день мне посчастливилось встретить разом и галантного мужчину, и разумную женщину, вполне одобряющую его поступки и готовую ему содействовать. Кому-то это покажется невероятным, но я тогда решила не сомневаться в них. Они казались такими искренними, такими настоящими, будто два золотых слитка, случайно найденные мною на каменистом берегу.

102